Был холодный, унылый декабрьский день, Густой туман, словно пеной, накрыл крохотный городок Кёнигсбург, расположенный в ущелье у реки, меж двух поросших густым лесом скалистых сопок. Горожане в этот морозный день сновали взад и вперед по узким улочкам, гулко топая по булыжному тротуару, прикрывая носы и уши и колотя себя по бокам, чтобы согреться. Церковная колокольня совсем скрылась в тумане, и старый колокол отзванивал часы где-то в небесах, сопровождая каждый свой удар жалобным дребезгом, словно у него зуб на зуб не попадал от холода. Часы на колокольне только что пробили пять, становилось темно, и мерцающие огоньки свечей, теплившихся в окнах лавок и домов, ложились мягкими, призрачными мазками на белёсую завесу тумана – такую плотную, что, казалось, её можно было пощупать рукой. Туман заползал в каждую щель, просачивался в каждую замочную скважину, и дома напротив, едва различимые за плотной пеленой, были похожи на призраки. А мороз всё крепчал. Из старого фонтана на небольшой, уютной площади сочилась вода, и он, позабытый всеми, понемногу обрастал льдом в жутком одиночестве, пока не...
Ветер стылой рукой бил в большие окна моего кабинета. Декабрьское сизое небо нависало над огромным городом. Я сидел, уставший, в кресле возле окна, наблюдая, как сизый морозный вечер накрывает землю до горизонта. Узкая, ярко розовая, зловещая полоска заката не делала мрачную картину вечера, радостнее. Вечер умирал.
Я сидел и наблюдал, как неизвестно откуда взявшаяся огромная чёрная муха пыталась пробиться сквозь толщу оконного стекла. Она, делала пируэты и, жужжа, подлетала к стеклу, билась об него, падая, переворачиваясь и снова взлетая. Казалось, её не пугает лютый мороз за окном и дикое смешение цветов вечернего неба. Неистовое желание мухи вылететь за пределы моего кабинета в лютую стужу вызывало ассоциативные воспоминания далекого детства. Ударившись в очередной раз, муха упала на подоконник навзничь и, делая слабые попытки перевернуться, затихла. Я устало закрыл глаза.
Был май. Борька сидел за сараем и потирал свое огромное сизое ухо...
Происходящие чередой в нашей стране события очень разнообразили и до того нашу не скучную жизнь. Вдруг откуда ни возьмись появившиеся с предыдущих выборов в Государственную думу недовольные граждане забродили по необъятной родине. Оказалось, что недовольны властью не только сидящий олигарх, но и масса людей, пытающихся выразить своё отношение к системе. Оппозиция выползла из подъездов и подворотен на центральные улицы. Ведомая людьми разными – от умных до смешных, –она вдруг объединилась и выросла до угрожающих размеров. Её стало видно. Думская оппозиция, наоборот, как побитая собака стала скулить и ластится к власти. Запахло жареным. Депутаты со страху начали...
Благоденствие и счастье наступило в нашей стране, как всегда, неожиданно. Никто и подумать не смел, что все проблемы страны, как политические, так и экономические, ушли в небытие. Граждане, просыпающиеся в разрушенных жилищно-коммунальной реформой квартирах, с тоской глядят в счета на оплату жилья, одеваются в сшитые трудолюбивыми китайцами шмотки, и идут на грязный, неухоженный рынок продавать друг другу уругвайскую картошку. Они и представить себе не могут, что в стране все внутренние и внешние проблемы уже решены. Остались лишь собственные, мелкие затруднения, за решение которых и взялись с присущей только им прямотой народные избранники страны...
Жил был Мальчик. Страна, где он родился, выходила окраинами к дремучим лесам, а за лесами начинался Океан. Мальчик никогда не видел его, но вечерами, когда синее овальное светило его земли опускалось за макушки деревьев, он часто задумчиво разглядывал странные образы, возникавшие в игре света среди крон деревьев. В последние секунды перед наступлением темноты он иногда замечал, как озарялось низкое облачное небо, как мягкими волнообразными бликами струились по облакам отсветы дальних далей, где он никогда не был, имя которым – океан.
