Его величество страх поселился в здании калининградского правительства.

– Добрый день.

– Добрый день.

– Что за съёмочка у нас?

– Представьтесь, пожалуйста. Кто такие?

– Сотрудник Росгвардии. Моя фамилия Буржинская.

– Представьтесь по всей форме.

– Сотрудник ГУП охраны Росгвардии, моя фамилия Бур-жин-ска-я.

– Имя Отчество?

– Елена Борисовна.

– А должность ваша?

– Охранник.

– Удостоверение у вас есть?

– Да. Пожалуйста!

– Понятно. А чем вы можете подтвердить свои полномочия меня останавливать и…

– Я вас не останавливаю. Я вышла у вас уточнить, на каком основании вы производите здесь видеосъёмку.

– Вот и я спрашиваю, на каком основании вы интересуетесь. Что вам даёт право?

– Моя должностная инструкция. Охрана общественного порядка на охраняемом объекте и прилегающей территории.

– Ваша должностная инструкция касается только вас.

– У нас вся видеосъёмка согласовывается с пресс-службой из здания правительства.

– Что вы говорите! Чем это определено?

– Нашими нормативными актами.

– Покажите ваш нормативный…

– Я вам ничего не буду показывать!

– Назовите тогда его.

– Инструкция. Внутренняя инструкция.

– Что такое внутренняя инструкция?

– Наш нормативный документ.

– На ней должен стоять номер, должна стоять дата. Кем утверждена?

– Утверждена руководителем аппарата правительства Калининградской области.

– Как его фамилия?

– Камчатный Сергей Сергеевич.

– Какого числа утверждена? Какого года?

– Я не знаю.

– А как же вы не знаете?..

– А ваши данные, пожалуйста. Скажите.

– Я не буду вам давать никаких данных.

– Почему?

– У вас нет полномочий мои данные собирать.

Дамочка включила рацию:

– Шесть-три, ну, наверно, надо вызвать наряд?

Приведённый диалог состоялся на подступах к зданию администрации Калининградской области 27 марта, в понедельник. Я снимал на камеру старое немецкое здание по ул. Д. Донского, 1. Как можно понять из видео, изнутри вдруг выскочила строгая дамочка и потребовала от меня объяснений. Мне она не понравилась, и объяснять, что я тут делаю, мне не хотелось, потому что... Потому что у неё не было ровным счётом никаких оснований и, главное, полномочий контролировать и ограничивать мою деятельность. В отличие от неё у меня полномочия получать видеоинформацию есть, они закреплены в статье 29 Конституции России, и подробно расписаны в законе о СМИ (ст. 47). Но росгвардейцам чтить закон мешает ВНУТРЕННЯЯ инструкция. Она им заменяет даже Конституцию.

После стычки, которая закончилась угрозой со стороны должностного лица, я внимательно прослушал свою запись и понял, почему именно такой была моя непродуманная, спонтанная реакция на подбежавшую женщину. Прежде всего, смутил её тон. Она с первых слов повела себя развязно, пренебрежительно, словно перед ней был пацак, обязанный присесть, увидев форменные штаны. Елена Борисовна вела себя по-хозяйски – и это передо мной, свободным человеком, свободным журналистом!

Рабскую покорность я не испытывал ни в какие времена.

Помню, какими были отношения власти с народом, например, в 1991 году. Во всей стране, тогдашней СССР, бурлили невиданные политические процессы. Горбачёва сместили. В эпицентре митингов выковывалась фигура Ельцина. В августе страна окончательно определилась, и в России произошёл переворот. В водовороте калининградских улиц и площадей тоже зарождалась новая власть. Первому губернатору Маточкину требовалась легитимная рекомендация. Демократы с площади Победы направили Ельцину характеристику на Маточкина – и он стал главой областной администрации. Помню, в здании на Д. Донского, 1, продолжал заседать обком КПСС, по разным кабинетам шло активное уничтожение документации – днём и ночь. По решению Дунаева, министра внутренних дел России, создали комиссию по опечатыванию кабинетов обкома, в которую министр включил и меня. Потому что у меня единственного была печать несоветского образца – регионального отделения Демократической партии России. Когда комиссия вошла в кабинет первого секретаря, за столом сидел Семёнов и что-то деловито перебирал. «Ну, дайте поработать!», – взмолился персек. Но кабинет всё равно «арестовали». Опечатали более 100 помещений.

Потом туда хозяином пришёл Маточкин. В знание мог войти любой. Полная свобода. На входе не было даже сморщенной вахтёрши. Входную дверь утром отпирал, кажется, Коврик, управляющий делами, – и заходи кому не лень. Без предварительной записи к главе администрации мог прийти любой корреспондент. Но через пару лет Маточкин заматерел, в здании появился турникет. «Хозяин» области завёл свою пресс-службу, в задачи которой входило не давать никому информации. Пропуска. Заявки на вход. Согласование посещений. И т. п.

За Маточкиным был Горбенко. С кучей вице-губернаторов.

Потом Егоров, Боос, Цуканов.

Здание превратилось в неприступную крепость. Чиновники объяты страхом. Как в страшном сне им вспоминаются августовские дни 91-го.

При Алиханове стали гонять всех подозрительных даже на улице. Что дальше? Пулемёты по периметру, снайперы на крыше?

Но главное, людей перестали считать равными. Чиновники вознеслись на такую высоту, с которой все граждане им кажутся козявками, мечтающими попить у них крови, – и такое же к ним отношение. С помощью подобных нашему губернаторов страна постепенно превращается в застенок сталинского образца. На службу призвали тысячи бездельников, они сидят за видеомониторами, мечтая изловить как можно больше «козявок». Чтобы остальные боялись.

Для преследования свободных граждан, снимающих немецкое здание на камеру (своего приличного дома для правительства у наших за 75 лет не достало ума построить), не было ровным счётом никакого повода. Мало ли кто ещё снимает?! Например, в десятках крутых «тачек», на которых «слуги народа» ездят к месту службы, установлены видеорегистраторы. Весь день они припаркованы напротив крыльца. Миниатюрные регистраторы снимают не хуже портативного устройства, каким пользуюсь я, запечатлевают все те виды, которые мне снять не удалось. И что, всех водителей надо стращать нарядом полиции?..