Традиция светлогорских полицейских выбивать из людей показания и признание свято хранится со времён полковника Игоря Рубанова. Газета "Светлогорье" в 2008 году рассказывала о методах – избиение ногами, резиновой дубинкой, прижигание сигаретами кожи рук, шантаж и угрозы и просто фейсом об стену, – которые с блеском демонстрировали прапорщик С.С. Пантеев, сержант В.В. Анюшин и другие. (Публикации «Отыметь и подвесить», «Не убили, но интересуются», «Милицейское братство», «Ты чью маму обидел?», «Всё чёрное»).

Новое поколение полицейских усовершенствовало технологии изобличения правонарушителей. Они стали действовать интеллигентнее.

Вот что рассказал редакции Александр Аргентовский. Тот самый, которого один светлогорский парнишка едва не отправил на тот свет. Парню за нож в горле Аргентовского присудили 9 месяцев условно…

"В понедельник, 29 сентября, – делится свежими воспоминаниями Аргентовский, – у моего соседа обворовали днём квартиру, в то время когда я ещё спал, позже в этот же день прибыли сотрудники Светлогорского ОВД и упорно интересовались, лазил ли я по дереву около дома. На вопрос о том, что произошло, был мне ответили "Пока ничего". Через пару часов прибыли две машины ДПС и одна гражданская, вышли сотрудники светлогорской полиции в штатском для опроса жильцов.

В 20.00 я спокойно ушёл на работу (работаю в охране на режимном объекте). Примерно в 23 часа на работу ко мне заявились двое "по гражданке" и, не представившись, потребовали, чтобы я покинул вместе с ними режимный объект и проследовал куда поведут. Я спросил, куда мы отправляемся, ответили: "Не нервничай, золото и деньги отдашь, а там уже посмотрим".

По приезде в отдел МО "Светлогорский" к этим двоим присоединился третий, который вёл себя неадекватно и агрессивно по отношению лично ко мне. Меня обыскали без составления протокола и стали угрожать физической расправой, если я не напишу "явку с повинной", всё время унижая словестно и адресуя мне похабные реплики.

После обработки к этим троим присоединился, по его словам, заместитель начальника МО "Светлогорский". На мой ответ, что я никуда не влезал и ничего нигде не брал, мне возразили: "Больше никого в доме не было, вот ты залез по пристройке, взломал окно и похитил ценности, а твой отчим Белов Лев Александрович стоял на шухере". Я пытался доказать свою непричастность к произошедшим событиям, но получил несколько увесистых удара по шее, виску и затылку.

Поняв, что с первого раза им не удалось воплотить в жизнь свой преступный умысел, так называемый замначальника сказал мне, чтобы я собирал свои вещи и отправлялся обратно на работу, а утром должен прийти к ним сам без повестки, не сообщать никому, даже родственникам, о произошедшем.

Побои были сняты утром, зафиксированы контузия и ушибы мягких тканей.

Я собираюсь направить жалобы в прокуратуру Калининградской области, в отдел собственной безопасности УМВД России по Калининградской области, а так же губернатору Калининградской области.

«Ты чью маму обидел?»

С теми, кто обидел их родственников и друзей, милиционеры не церемонятся

«Прошу привлечь к уголовной ответственности С. Пантеева, В. Анюшина и других сотрудников правоохранительных органов, причастных к избиению меня и пыткам, а также защитить меня и моих близких, моих друзей от возможного преследования, от возможных провокаций, которыми мне грозили (от подбрасывания наркотиков, оружия, взрывчатых веществ)».

Такими словами заканчивается заявление о преступлении, которое Денис Дринько, светлогорец, побывавший в местном отделе милиции, направил в несколько адресов. В том числе – в администрацию президента России, руководителю государственного следственного комитета, начальнику следственного управления в Калининградской области, министру внутренних дел РФ и другим представителям власти.

В предыдущих двух выпусках «С» мы уже давали неполный рассказ Дениса о перенесённых им ужасах. Сегодня предлагаем вашему вниманию, так сказать, полную версию событий, изложенную жертвой «дружеских милицейских объятий». Не будем утверждать, что всё описанное Денисом голая правда. Всё ещё надо проверять. Чем, надеемся, и займутся следственные органы. Добросовестно и без предвзятостей. А пока мы только предлагаем сравнить описание событий, сделанное Денисом, с версией, изложенной руководством ГОВД Светлогорска.

Согласитесь, Денис Дринько имеет право быть услышанным.

Остаётся добавить, что существование массовых издевательств и пыток в российской милиции признано не только в России, но и на международном уровне. Страшную правду подтверждают анонимные социологические исследования, поскольку в официальном порядке доказать каждый конкретный случай истязаний практически невозможно. Избивают и пытают поодиночке. Нет свидетелей. А милиционеры против себя и своих «боевых товарищей» не свидетельствуют. Милицейское братство посильнее кровного родства будет. В связи с чем Дринько тем более имеет право сказать своё слово.

Оценивать читателям.

Находка

В понедельник, 28 июля 2008 года, примерно в 18.00, я прогуливался в районе детского сада Центрального военного санатория (СЦВС). На откосе за детским садиком мною была найдена барсетка с документами на имя В.В. Шарова. Рядом, приблизительно в 50 метрах, на заборе висело объявление, написанное крупным шрифтом от руки. В объявлении содержалась просьба вернуть сумку с ключами и документами за вознаграждение. Я осмотрел барсетку, там обнаружилась связка ключей.

В тот же вечер я пытался дозвониться до лица, написавшего объявление, с целью выяснить, его ли сумку с документами я нашёл. Сначала мне ответила женщина. Она сказала, что это действительно документы её мужа, и продиктовала мне номер телефона, по которому я могу его застать. Я тут же набрал продиктованный номер. Мне действительно ответил мужской голос, однако телефонный разговор у нас не получился. Шаров бросил трубку, оборвав разговор.

На следующий день, 29 июля 2008 года, я попытался возобновить попытку общения с владельцами документов. Позвонив по указанному в объявлении телефону, я застал женщину, с которой разговаривал накануне вечером. Я ещё раз напомнил, что у меня в руках оказалась барсетка с кучей документов и связка ключей. Я задал вопрос: «Нужна ли она вам?» Женщина тут же ответила, что барсетка им очень нужна. Я спросил, что означает указанное в объявлении слово «вознаграждение». Женщина начала рассказывать, что они с мужем пенсионеры, а она работает в детском саду уборщицей. Я прервал её и ещё раз спросил: «Что означает слово «вознаграждение», написанное в объявлении?» После этого она начала со мной торговаться, говорить, что в таких случаях я должен называть сумму, на что я ей возразил: слово «вознаграждение» написано в объявлении не мной, а ими, поэтому они и должны объяснить, что это слово означает. Женщина спросила: «Сто долларов вас устроит?» Я сказал – да. После чего спросил, как я могу с ней встретиться. На что она сказала: на автобусе в 19.10 она отправляется из Приморья, а в 19.40 приходит на работу в детский садик СЦВС, где и предложила встретиться. Женщина поблагодарила меня, мы попрощались до встречи, и я повесил трубку.

Задержание

В этот же день, 29 июля 2008 года, незадолго до назначенного времени я встретил своего приятеля В.Л. Гринкевича и предложил ему немного покататься по моим делам на его машине. Подъехав в назначенное время к детскому саду, никакой женщины я у входа не увидел. Немного подождав, решил снова позвонить с почты и выяснить, что случилось.

Когда мы проезжали по ул. Ленина, возле центрального входа детского лагеря имени Ю. Смирнова нас остановил наряд ГИБДД. Моему приятелю предложили выйти из машины. Представитель ГИБДД, лицо которого я очень хорошо запомнил, начал осматривать автомобиль: водительское сиденье, заднее сиденье, багажник. Всё это время я находился на переднем пассажирском сиденье. Сумка с документами лежала у меня в ногах. Этот же сотрудник ГИБДД подошёл ко мне и предложил выйти из машины. Я спокойно вышел. Он указал на сумку и спросил: «Что это такое?» Я спокойно ответил: это сумка с найденными мною документами, которую я везу отдать хозяину.

Сразу после этого сотрудник ГИБДД, путаясь в ремнях, выхватил пистолет, ударил дулом меня по голове со словами: «Стоять! Руки на крышу машины!»

После этого мне и моему товарищу застегнули руки наручниками за спиной, с силой затянув их, и потащили в позе «ласточка» через дорогу к обочине – напротив входа в лагерь Ю. Смирнова.

Дубинка, газ, окурки, глицерин

Без особых предисловий наряд ДПС и несколько человек в штатском принялись избивать нас дубинками, руками и ногами по голове, туловищу и ногам до того, как положили на асфальт. Я лежал ближе к проезжей части. На нас накинулись 5-6 человек и начали избивать, говоря, что я ограбил их родителей. Только я не понял, чьих родителей.

Мою голову поднимали за волосы и били в лицо ногами и руками несколько человек. Потом им показалось, что я недостаточно раздвинул ноги. Сотрудник милиции С. Пантеев раздвинул мне ноги и начал бить ногами в пах, приговаривая: «Ну, какой же ты дебил! У тебя в руках была машина с ключами и с документами, на которой ты, дебил, мог уехать, куда захочешь. А ты что, повёлся на какие-то 100 долларов».

Я пытался ответить, что я не вор, но С. Пантеев, В. Анюшин и наряд ГИБДД снова начали меня избивать.

Мне постоянно со всех сторон задавались какие-то непонятные вопросы. Примерно такие: «Как ты прослушивал телефон?», «Кто был на чёрной БМВ?», «Где спрятаны наркотики?» и т.д. и т.п.

Беспорядочные вопросы сопровождались постоянным избиением, которым занимались Пантеев, Анюшин и наряд ГИБДД на глазах у случайных прохожих. Я просил не бить по голове, кричал, что мне недавно делали операцию – трепанацию. Но они смеялись, шутили между собой и продолжали меня избивать – по голове, туловищу, ногами в пах. Я понял, что мои ответы их не интересуют – они просто издевались.

Не могу точно сказать, какое время продолжалось избиение. Мимо проезжало очень много автобусов. Я лежал очень близко от проезжей части. Проходящий автотранспорт притормаживал, почти останавливался, водители старались проехать мимо так аккуратно, чтобы не задеть меня. Пантеев и Анюшин пытались раздвинуть мои ноги так широко, чтобы по ногам кто-нибудь проехал колёсами. Милиционеры говорили: «Мы его с поломанными ногами из машины вытащили».

Вдруг я почувствовал резкую жгучую боль в левой руке. Повернув голову, взглянул и увидел, что Пантеев жжёт мою руку сигаретным окурком. Я умолял не делать этого. Тогда Пантеев прыгнул ногами мне на голову и отошёл в сторону.

Подошёл Анюшин и ударил несколько раз по рёбрам и в лицо. После него подошёл Пантеев и забрызгал мне всё лицо какой-то едкой жидкостью. Мне показалось, это был перцовый газ. Я задохнулся, из глаз потекли слёзы, изо рта и носа – кровавые сопли и слюни. Я попросил расстегнуть воротник, но в ответ услышал лишь оскорбления, насмешки и удары.

Избиение продолжалось, как мне показалось, около получаса.

Потом опять подошёл Пантеев и со словами «Что-то ты плакать перестал?» опять забрызгал мне лицо газом. Мне стало плохо, я ненадолго потерял сознание. Очнувшись, стал просить расстегнуть воротник, но реакция была такой же, как и прежде.

Они говорили: «Ты чьих родителей обидел, чью маму запугал?»

Я продолжал лежать на асфальте. Кто наступал мне на голову, кто, проходя мимо, просто пинал. Появилась какая-то толстая женщина в милицейской форме, подошла, наступила мне на голову со словами: «Ты знаешь, что из-за тебя моя мама боится из дома выйти?» Я ничего не понимал: чья мама, какое прослушивание телефонов, какая БМВ?

Во время избиения проводился обыск автомобиля моего приятеля Виталия Леоновича Гринкевича. Милиционеры достали из багажника два шприца – в одном было машинное масло, в другом — глицерин. Пантеев несколько раз хотел уколоть меня, чтобы ввести глицерин. Я сразу начинал, как мог, сопротивляться, и тут же за это получал от Пантеева и Анюшина удары по голове, по туловищу и в пах.

А умирать не хочется

После избиений и пыток на улице нас доставили в Светлогорский ГОВД. Поместили в камеру. И сразу же из камеры меня выволокли и в позе «ласточки» в наручниках за спиной потащили на второй этаж. Завели в кабинет, толкнули, и я ударился лицом в стену справа. Сзади ударили под коленки, я упал на колени.

В кабинете находились Пантеев, Анюшин и ещё несколько человек в штатском. Они начали спрашивать, собираюсь ли я писать явку с повинной, на что я ответил, что ни в чём не виноват. Сразу же после моего ответа началось избиение. Били Пантеев, Анюшин и ещё несколько человек, которых я помню смутно. Двое этим занимались практически без перерывов: Пантеев и Анюшин. Пытались запугать, называли разные даты моей находки. Повторяли: «Значит, ты нашёл документы, а где валялись ключи?» Я отвечал, что ключи находились в сумке, на что услышал смех со словами: «Вот пидор тупой! Ещё так ничего и не понял!» И сразу же возобновлялось избиение.

Били дубинкой (ПР – палкой резиновой), руками и ногами. Я постоянно просил не бить по голове, но это их веселило и злило одновременно, после чего они начинали бить с остервенением. Справа подскочил Анюшин, схватил меня за волосы и ударил ногой справа по шее, после чего я на какое-то время потерял сознание. Сквозь туман в голове я услышал: «Пидор! Встал на колени быстро!» Я лежал на левом боку. Подняться было больно и трудно. Так как я поднимался очень медленно, Анюшин начал подгонять меня ударами ног по туловищу. Пантеев помог мне подняться, схватив за волосы сзади и ткнув меня в стену.

Всё это время мои руки были пристёгнуты за спиной наручниками. Я всё время просил не бить меня по голове, потому что недавно перенёс трепанацию. Но кроме ударов, моральных издевательств и смеха в ответ ничего другого не слышал.

Очень не хотелось умирать среди этих нелюдей.

Я просил опросить тех людей, с которыми провёл выходные и праздновал День ВМФ, но мои слова улетали в пустоту, и ответом на них были всё новые и новые удары.

Анюшин прыгал на суставах моих ног, Пантеев бил руками и ногами по голове, шее и туловищу, особенно в область печени и почек. Анюшин сказал, что им в первый раз попался «такой тупой пидор».

У меня очень сильно затекли руки, т.к. они были постоянно состёгнуты наручниками за спиной. Анюшин сказал: «Сейчас мы тебе, суке, поможем». Он отстегнул наручники на запястьях и замкнул их, силой стянув, на ладонях с тыльной стороны кистей. Допрос с избиениями продолжался. Спрашивали: кому я продавал наркотики. Снова били. После ударов в солнечное сплетение или по голове сознание моё иногда отключалось. Поднимали, трясли за волосы, задавали одни и те же вопросы. У меня в голове мутнело. Я уже толком не понимал, что они от меня хотят. Через некоторое время я почувствовал, что мои пальцы, перетянутые в области ладоней наручниками, сильно затекли. Я сказал об этом милиционерам, пытавшим меня. Тогда Анюшин со словами «Сейчас ты придёшь в себя, пидор!» начал бить меня по затёкшим пальцам дубиной и ногами. Боль была адской. Я кричал, пытался падать, вертеться, но Пантеев поднимал меня за волосы, а Анюшин снова продолжал меня бить по пальцам со словами: «Или подписывай явку, пидор, или тащи три штуки евро и иди на все четыре стороны!»

На все мои попытки объяснить истязателям, что я не виноват, они просто зверели и били с удвоенной энергией.

Дубинка сломалась

То ли из-за моих криков, то ли ещё почему (меня в очередной раз подняли и ткнули лицом в стену) зашёл в какой-то момент следователь и спросил: «У него что, сползли наручники?» Я сказал, их так пристегнули. Он ответил: «Я сейчас, сука, тебе дам «пристегнули»!» – и за волосы свалил меня на пол. Спросил у Пантеева и Анюшина: «Признался?» Те ответили «нет». Он сказал, что будет бить меня лично и несколько раз ударил ногами в живот и по голове. Я упал на спину и увидел в руках Анюшина ПР. Он ударил меня несколько раз по щиколоткам и суставам ног. После этого ПР у Анюшина взял Пантеев. Со словами «Дай я покажу, как надо!» начал быстро бить меня по ногам и ягодицам. Боль была нестерпимой, но Анюшин наступал на мои ноги, ограничивая мне движения. ПР стала похожей на спираль. Я понял, что дубинка сломалась.

Следователь, поговорив со мной, сказав, что я одной ногой на нарах, что я нагло лгу, что он видел таких, ушёл.

После ухода следователя Анюшин сказал: «Может, подвесим его на шнурке, как гастарбайтера?». Пантеев тут же добавил: «Помнишь, у нас белорус повесился? Это не он сам – это мы его вздёрнули! Не хочешь так же – пиши явку с повинной».

Я не успел договорить, что я не виноват, как они с остервенением начали бить по голове, животу, печени, почкам. Я потерял сознание.

Вывезти и убить

Очнулся оттого, что кто-то поднимает меня за волосы и втыкает лицом в стену. Судя по матерной брани, это был Пантеев. Он спросил о моей готовности подписать явку с повинной и добавил, что таких тупых дебилов не видел никогда. Со словами «Ты вывел меня из терпения!» он начал надевать какие-то перчатки чёрного цвета – с накладками и обрезанными пальцами. Перчатки были похожи на мотоциклетные. Пантеев начал бить меня по голове и по животу, а Анюшин бил сзади ногами по печени, почкам и позвоночнику. Я потерял сознание.

Очнулся от криков: «Встань на колени, мразь!» Пантеев стал говорить, что я буду у них находиться несколько суток, и они по-любому добьются того, чего хотят, в крайнем случае вывезут меня на «Шатры» (Шатровские озёра) и убьют. После этого начали меня бить одиночными, резкими ударами по голове и телу и приговаривали, что я «пидор» и «мразь», что я по-любому виноват, и это у меня это на лбу написано, и всё равно я подпишу то, что они хотят, так как в карманах у меня будет лежать куча наркотиков.

Практически после каждого удара я падал с колен – не было сил. Оскорблениями, ударами, рывками за волосы Анюшин и Пантеев меня поднимали.

Потом меня поставили в позу «ласточки» с застёгнутыми за спиной наручниками и потащили вниз. Спускаясь по лестнице, со второго на первый этаж, Пантеев сказал: «Если ты поднимешь голову, разобью всё ебло». Меня запихнули в камеру. Обоссанная, облёванная с блохами камера была для меня великим счастьем.

«Вызовите врача!»

Ужасно болела голова. Ныло и саднило всё тело. Я подполз к двери, начал тихонько стучаться и просить вызвать врача. Несколько раз подходил дежурный, спрашивал, что мне надо. Я отвечал, что у меня очень плохо с головой, и просил вызвать врача, на что дежурный молча закрывал дверь и уходил.

Некоторое время спустя открылась дверь. В проёме стоял Пантеев, он вызвал меня в коридор. В коридоре стояла какая-то женщина, она спросила моё отчество, я ответил и попросил Пантеева вызвать мне врача. Пантеев правым кулаком с силой ударил меня в лицо, я отлетел и ударился головой о стену. Женщина это видела. Поскольку дверь в камеру оставалась открытой, то и те, кто содержался в камере, тоже всё видели. Пантеев затолкал меня назад в камеру. Сокамерники спросили, за что он на меня такой злой.

Практически всю ночь я пролежал возле дверей камеры: ужасно болела голова, я стучал в двери и просил вызвать врача.

Ещё немного – и смерть

С утра, 30 июля 2008 года, открылась дверь камеры, в дверях стоял начальник, полковник милиции И. Рубанов. Я попросил вызвать врача. Он посмотрел на меня и молча проигнорировал мою просьбу.

Спустя некоторое время снова открылась дверь, в проходе стоял Анюшин. Он мне приказал выйти из камеры. Я вышел, и тут же был впечатан лицом в стену. Мне надели на руки наручники, завернув руки за спину, и потащили в позе «ласточки» на второй этаж в уже знакомый кабинет. Анюшин ткнул меня лицом в стенку справа и поставил на колени. В кабинете находились Пантеев, Анюшин и ещё какой-то молодой толстяк; как я понял – следователь, фамилии которого я не знаю.

Пантеев спросил, встали ли за ночь мои мозги на место после полученных уроков и готов ли я согласиться с их предложениями. Я сказал, да. Пантеев спросил, готов ли я заплатить 3 тысячи евро или подписать заявление о явке с повинной. Я сказал, что таких денег не имею, а преступления я не совершал. После моих последних слов они накинулись на меня и начали избивать с остервенением. Сквозь удары я, плача, кричал, что сейчас они меня убьют, за что они били меня всё сильнее и сильнее, пока я не отключился. Перед тем, как окончательно потерять сознание, я успел заметить, как толстый следователь выскочил из-за стола и тоже начал избивать меня ногами.

Очнулся я от того, что кто-то пинает меня в левый бок, а Пантеев поднимает меня за волосы.

Всё это время руки были замкнуты за спиной наручниками.

Пантеев сказал, что сегодня меня вывезут на «Шатры» и вые… в ж... А приятелю моему, сказали, накидают полную машину наркоты и с понятыми всё изымут. Я начинал понимать, что лучше ничего не говорить, потому что мои ответы их только стимулировали на новые приступы пыток, от которых они получали удовольствие.

К тому моменту я перестал понимать, в реальном ли мире я нахожусь.

Затем Пантеев резко сменил тему и сказал, что знает, что я наркоман и продаю наркотики. Я ответил, что это неправда. Пантеев, в перчатках, начал бить меня по голове. А Анюшин бил пяткой в левый бок. После седьмого или восьмого удара я потерял сознание. Очнулся от того, что Пантеев, наступив мне на голову, тряс её. Анюшин сказал: «Он задолбал, визжит, как баба» – и засунул мне в рот свёрнутые перчатки, как кляп. Затем со словами «Теперь ты всё подпишешь – и за воровство, и за наркоту» начал прыгать на суставах моих ног и бить ногами в пах. Пантеев в это время бил меня по голове, по бокам, по животу. Я опять отключился.

И пришёл начальник

Когда я очнулся, я лежал на боку, понимая, что ещё немного – и они меня убьют. Зашёл Романюк и спросил милиционеров о моём признании. Они: «Нет, ни в чём не признался». Романюк начал задавать какие-то вопросы, но я уже мало что понимал, постоянно переспрашивал, звук слов до моего слуха доходил откуда-то издалека.

Потом появился Рубанов, сказал, что я дурак, что мне всего лишь надо подписать явку с повинной, и поскольку я никогда к ответственности не привлекался, тут же уйду домой и после получу срок условно. Я отвечал, что ничего противоправного не совершал.

В конце концов с меня сняли нормальные показания – как всё происходило на самом деле. Меня оштрафовали на 110 рублей за какую-то пьянку, не выдав никакого документа об уплате денег. Не выдали мне и протокола изъятия чужой сумки с документами, из-за которой всё и произошло. Таким образом, найденная мною барсетка нигде не зарегистрирована, и я не знаю, где она теперь. Мне неизвестно, вернули ли её владельцу Шарову.

Приблизительно в 14.30 меня выпустили из ГОВД.

Срочный визит

К изложенному остаётся добавить, что когда закончился последний акт избиения, меня посадили на стул, и я увидел, краем глаза, как Анюшин разбирает мой телефон. Он отщёлкнул крышечку сбоку и достал что-то оттуда, положил себе в карман брюк. Я понял, что это моя флэш-карта емкостью 512 Мб. Чуть позже Анюшин спросил меня, почему у меня пустой телефон и где находится моя флэш-карта. Я сказал, где она. Он ответил, что её там нет.

Когда мне телефон возвращал дежурный, я дежурному сказал, что после изъятия телефонной трубки пропала флэш-карта. Дежурный ответил, что он у меня вещи не изымал, ему о карте памяти ничего не известно.

Сразу же после того, как я вышел из милиции, мой друг А. Л. Пыргаев отвёз меня в Пионерскую горбольницу, где были описаны следы побоев и сделан рентгенснимок грудной клетки.

Вечером тех же суток, 30 июля 2008 года, в 23.50 я услышал звонок в дверь своей квартиры. Дома находились моя мама, заплакала племянница, которой всего 2,5 года. Я тут же набрал по телефону номер «02». На другом конце провода спросили, кто звонит. Я назвал свою фамилию и адрес. Мне ответили, что ко мне стучатся их сотрудники, хотят со мной побеседовать по поводу моего обращения в Пионерскую больницу. Сказали, что якобы милиция меня искала с 15.00 до сего времени, добавили, что я от них скрывался, и они только что меня обнаружили дома. Я спросил: «Может, хватит на сегодня?» Грубый голос мне ответил: «Не бойся, бить не будем!» Я ответил, что если надо, явлюсь с милицию сам, с адвокатом. Они пообещали приехать ко мне домой в 7.00 утра. На этом разговор окончился, но утром никто не приезжал.

Их методы

Незадолго до этих событий в посёлке Отрадном я повстречал В. Балденкова. Он мне рассказал о том, как он лечился в больнице, а его оттуда вытащили Пантеев с Анюшиным, увезли на машине в лес и сильно избили – так, что он не мог ходить, – требуя дать какие-то показания (в подробности я не вдавался).

P.S. До сих пор Денис Дринько находится в больнице. Просто так там не держат. У него пока не восстановилось зрение, болят рёбра, шумит в голове, его преследует быстрая утомляемость.

"Светлогорье". 2008.