Гамбит* Каспарова

Ну, это семантический вопрос. Что такое эмиграция?

Пока существует угроза уголовного дела, конечно, нет.

Первое — вся история вокруг семинара в Литве**. Поездки на семинар организовывались в том числе через движение «Солидарность» и через людей, которые со мной связаны. Об этом говорил в своей покаянной записке, которую за него написали, и (Леонид) Развозжаев, первое предложение его показаний звучит ровно так: «Каспаров пригласил меня в Литву на семинар». Когда я это прочитал, мне уже чуть-чуть стало не по себе. Дальше, 16 февраля, было заседание Координационного совета (оппозиции), на котором было принято решение поддержать «акт Магнитского» и внести в список (главу СК) Бастрыкина и следователя Плешивцева. Как вы помните, Развозжаев утверждал, что именно Плешивцев измывался над ним в подвале после похищения его в Киеве, в результате возбудили еще одно уголовное дело о ложном доносе. В марте на допрос в СК вызывали Борю Немцова, Яшина, Навального и Сахнина. И следователь сказал Немцову, что будут допрашивать всех, кто есть на пленке заседания этого КС. А я по этому вопросу (об «акте Магнитского») был основным докладчиком. Борис позвонил и предупредил, что надо ждать вызова на допрос в СК. Через день последовал звонок маме: позвонил следователь, узнавал, где я. Потом сказал, чтобы ему позвонил мой адвокат, (Андрей) Чегодайкин, с которым у меня был контракт по делу об «укусе», но который меня больше не представляет — о чем он следователю и сказал. После чего был еще один звонок маме — с приглашением меня в СК. Формально повестку они не прислали, но звонки из Следственного комитета я рассматриваю как вызов.

Они могут мне дать подписку о невыезде. А для меня подписка о невыезде совершенно исключена: в России я только трачу, семь лет мой заработок находится за рубежом, я читаю лекции. У меня за 8 лет было больше 100 лекций. Причем корпоративные лекции — это то, чем я зарабатываю на жизнь. Плюс у меня три фонда — я ими занимаюсь активно сейчас. То есть эти поездки для меня являются частью моей интеллектуальной жизни и дают заработок. В России — моральные обязательства, которые я исполнял и буду исполнять, — как, например, финансирование Каспаров.ру. Но появление угрозы, и очень реальной угрозы получить подписку о невыезде — для меня фактор слишком серьезный, чтобы я мог делать вид, что меня это не сильно волнует.

Мне кажется, это вытекает из того, что происходит. Это самая изощренная мера, ответ на ту политическую деятельность, которой я занимаюсь. А занимаюсь я тем, что стараюсь воспрепятствовать видным российским чиновникам выезжать за рубеж, вот это основная часть моей международной деятельности. Я полагаю, что это вполне вписывается в конструкцию, в сознание нынешнего начальника закрыть меня в России — ты тоже поживешь здесь.

Были, конечно, и достаточно серьезные предупреждения от людей, которым я могу доверять. Что вот именно так с тобой и поступят. Теоретически можно предполагать, что все это придумали, но мне кажется, это вполне вписывается в общую ситуацию, потому что Путина волнуют только две вещи: цена на нефть и «список Магнитского». Сейчас вся российская дипломатия занята только этим. То есть путинские лоббисты мобилизованы по всему миру, и идет совершенно безумная кампания по раздаче контрактов, денег и так далее. Я вижу эту деятельность в Америке, вижу давление на (американскую) администрацию со стороны российских лоббистских групп.

Я думаю, что мы скоро все станем свидетелями этого. А в Европе, просто во всех крупных странах, — либо угрозы, как было в случае с Ирландией***, либо, как в Германии, давление через бизнес-интересы. Как я понимаю, позиция немецкого правительства, которое сейчас начало лоббировать 15 тысяч синих паспортов для российских чиновников, связана с серьезными экономическими интересами крупных корпораций типа «Сименс».

Короче, мое нахождение за рубежом российским властям представляется большой опасностью — бОльшей, чем мое нахождение в Москве.

Нет, они перешли определенную границу. У них есть приоритеты: цена на нефть — для этого надо раздувать войну на Ближнем Востоке, и мы видим, что происходит в Сирии и Иране. Это первая задача. А вторая — «список Магнитского». Потому что от американской недвижимости люди знаковые легко избавятся. Ну, не легко, но, скажем, в процентном соотношении Америка против Европы — это не укус комара, но это не сильно. Ну, 5, 9 процентов… Америка, конечно, хорошее место, и они тоже в Майами обосновались, как показывают разоблачения, и в Нью-Йорке они есть, но это, конечно, ерунда, по сравнению с Европой.

Принятие «закона Магнитского» в любой европейской стране Шенгенского соглашения означает просто крах режиму. На этом контракт Путина с элитой заканчивается, потому что как только возникнет угроза отрезать эту всю клику от Европы, больше никакого резона выполнять путинские приказы у них не будет.

Я считаю, что шансы достаточно велики, потому что имиджевая ситуация будет только ухудшаться для Путина.

На мой взгляд, в ближайший год вероятность приближается к 50 процентам.

Я довольно активно участвую в разговорах и каждый день получаю необходимую информацию, и опять же я свою функцию вижу именно в выполнении того решения, которое мне было поручено. Я с самого начала взял на себя международную комиссию, продвижение «акта Магнитского». Мне кажется, что это важное направление, я занимаюсь им самостоятельно, никаких ресурсов ни от кого не требую и вижу в этом свою прямую функцию.

То, что произошло с Гуриевым, наверное, в подсознании откладывается, но принципиально другое — то, что у нас, я имею ввиду ОГФ, сейчас начинают вызывать на допрос людей из офиса. Когда уже вызывают девочку, которая просто оформляла документы на семинар в Литву, это уже сигнал. Я собирался свое 50-летие 13 апреля отпраздновать дома, в Москве. Но сначала звонки маме, потом пробивка людей из офиса, Гуриев — очевидно, режим переходит какие-то границы.

Конечно. Личная диктатура, ее вектор развития хорошо известен, она окончательно избавляется от всего думающего. И я не полагался бы уж так сильно на то, что они инкорпорированы в международный бизнес. Потому что, когда возникнет угроза власти, конечно, Путин будет идти до конца, ему некуда уходить. И какому-то количеству людей вокруг него уже тоже.

У меня никогда не было сверхличных амбиций. Для меня смена режима в России, она принципиальна просто из моральных соображений. Мне есть что делать в этой жизни, у меня действительно огромный круг интересов, я занимаюсь, например, образовательной программой. Другое дело, что я хочу что-то сделать для своей страны. И если моя деятельность приведет к каким-то переменам, то я не собираюсь требовать для себя чего-то запредельного. Я готов поучаствовать в этой новой политической жизни, но для меня важнее видеть, что она будет в соблюдении принципа добросовестной конкуренции.

Макс Кац готовится к выборам во второй Координационный совет и себя позиционирует как человека, который не может работать с представителями курий.

Я пока для себя этот вопрос не решил. Дело в том, что я возглавил комитет в поддержку честных выборов в Иране, он называется We Choose — «Мы выбираем» — и финансируется только из частных средств. В Иране оппозиция подготовила параллельные выборы для кандидатов, которых сняли с пробега, — в списке 20 человек. В комитет вошли такие знаменитые люди, как профессор Френсис Фукуяма, профессор Ларри Даймонд из Стенфорда, профессор Надери и т.д., — комитет берет на себя и функцию мониторинга этих виртуальных выборов, контроля за их чистотой. Они начались за неделю до официальных выборов, 7 июня, и продолжатся до 13 июня, когда будут объявлены результаты (подробнее о выборах в Иране читайте на стр. 20). Этим я занимаюсь последние несколько месяцев вместе с Леонидом Волковым. Задействована усовершенствованная система Демократии-2 — это виртуальная выборная платформа, с помощью которой проводились выборы в КС. Я являюсь неформальным организатором процесса, который начался еще в феврале. А Леонид Волков работает над этим непосредственно с иранцами. Посмотрим, что получится, потому что в Иране, конечно, будет задействована вся мощь репрессивного аппарата — это не выборы в КС. Идея в том, что если что-то получится, то эта система голосования и регистрации людей, она, конечно, будет использоваться и здесь, в России. На мой взгляд, это важнейшее событие, потому что наши технологии, ноу-хау, они сейчас используются в борьбе с иранским режимом. Я убежден: когда диктаторы объединяются, мы, диссиденты из разных стран с репрессивными режимами, тоже должны объединяться.