Продолжая тему, начатую на нашем сайте профессором Ларисой НИКОЛАЕВОЙ, мы публикуем статью, опубликованную 8 сентября на сайте The Economist.
До сей поры мусульмане, исповедующие традиционный ислам, и салафиты существовали в Татарстане, гармонично уживаясь друг с другом. Но этого впредь не будет
Годами Татарстан являл собою модель стабильности и спокойствия на фоне мусульманских республик российского Северного Кавказа, вовлеченных в сепаратистский конфликт, который с годами преобразовался в незатухающую гражданскую войну с религиозным подтекстом. Более половины четырехмиллионного населения Татарстана являются мусульманами суннитского толка, у которых издавна сложились дружеские отношения с остальной Россией. Казань, столица этого региона, расположенная на Волге в 724 километрах от Москвы, является процветающим и привлекательным городом.
Однако это чувство спокойствия исчезло в июле, когда убийцы застрелили видного исламского лидера Валиуллу Якупова, и чуть не убили главного муфтия Татарстана Ильдуса Вайзова, подложив взрывное устройство под его автомобиль. Точные мотивы так и остаются пока неизвестными, но многие в Казани думают, что это было связано с той публичной кампанией, которую вели оба этих деятеля против растущего влияния салафизма, одной из фундаменталистских форм ислама.
В советские времена ислам в Татарстане был по большей мере средством этнической самоидентификации и чем-то вроде особенностей «народного» характера, говорит Ахмет Ярлыкапов, сотрудник Российской Академии Наук. Но за последние годы салафизм, который имеет последователей по всему мусульманскому миру, протоптал себе дорожку и в Татарстан, особенно став популярным среди молодежи. Мигранты из республик северного Кавказа и постсоветских стран Средней Азии также внесли более консервативные представления об исламе.
Число сторонников салафизма в Татарстане различается по разным оценкам. Местный муфтий Фарид Салман говорит, что официальная цифра в 3000 последователей салафизма слишком занижена. Старшее поколение и представители официальных религиозных организаций опасаются влияния салафитских группировок, рассматривая их как шлюзы для импорта радикализации. После того, как Файзов занял свой пост, он начал вытеснять консервативных имамов и запретил религиозную литературу, поставляемую из Саудовской Аравии, в то время как его предшественник, по большей мере, не обращал на салафистов никакого внимания.
Салман предостерегает об опасности «талибанизации на границах исторической Европы», хотя подобные опасения, возможно, преувеличены. Во многих отношениях Татарстан совершенно не похож на Северный Кавказ. Этот регион является экономически процветающим. Залежи нефти и благополучно работающие заводы означают, что Татарстан больше посылает денег в Москву, чем получает их обратно из федерального бюджета, в отличие от безнадежно дотационного Северного Кавказа. И что еще более важно, здесь очень слабы традиции сепаратистских настроений в отличие от российского юга. Многие татары ощущают себя ближе к русским, чем, например, к чеченцам.
Однако вызывает беспокойство то, что власти Татарстана на июльские события ответили новыми законами, которые были приняты в августе, и которые направлены против салафитского сообщества. Эти законы схожи с печально известным законом от 1999 года, запрещающим ваххабизм в Дагестане, который в сочетании с агрессивной практикой правоохранительных органов внес немалый вклад в рост вооруженного подполья в регионе.
Вполне понятно, что Кремль вовсе не жаждет увидеть еще один мусульманский регион, впавший в анархию насилия. 28 августа один из шахидов взорвал себя вместе с известным в Дагестане суфийским деятелем. А это может спровоцировать новый виток насилия и в без того конфликтном регионе России. Этот взрыв произошел на следующий же день после того, как Владимир Путин, российский президент, посетил Татарстан для того, чтобы продемонстрировать свою поддержку региональным лидерам. Он открыто тогда заявил, что «преступникам никогда не удастся достичь своих презренных целей».
Однако то, как Москва собирается обезопасить себя от этого, остается открытым вопросом. «Раньше ли позже, но государство будет вынуждено вступить в диалог с салафитами», - говорит Алексей Малашенко из Московского Центра Карнеги. Но диалог никогда не являлся привычным инструментом для общения русского государства с социальными силами внутри себя. Оно никогда не понимало его и не умело с ним управляться. И эти двойные теракты в июле вряд ли останутся последними взрывами или убийствами в Татарстане.
Перевод Владимира ГЛИНСКОГО, специально для MediaRupor
Прочитано здесь: http://mediarupor.ru