Ветер стылой рукой бил в большие окна моего кабинета. Декабрьское сизое небо нависало над огромным городом. Я сидел, уставший, в кресле возле окна, наблюдая, как сизый морозный вечер накрывает землю до горизонта. Узкая, ярко розовая, зловещая полоска заката не делала мрачную картину вечера, радостнее. Вечер умирал.
Я сидел и наблюдал, как неизвестно откуда взявшаяся огромная чёрная муха пыталась пробиться сквозь толщу оконного стекла. Она, делала пируэты и, жужжа, подлетала к стеклу, билась об него, падая, переворачиваясь и снова взлетая. Казалось, её не пугает лютый мороз за окном и дикое смешение цветов вечернего неба. Неистовое желание мухи вылететь за пределы моего кабинета в лютую стужу вызывало ассоциативные воспоминания далекого детства. Ударившись в очередной раз, муха упала на подоконник навзничь и, делая слабые попытки перевернуться, затихла. Я устало закрыл глаза.
Был май. Борька сидел за сараем и потирал свое огромное сизое ухо...
Жил был Мальчик. Страна, где он родился, выходила окраинами к дремучим лесам, а за лесами начинался Океан. Мальчик никогда не видел его, но вечерами, когда синее овальное светило его земли опускалось за макушки деревьев, он часто задумчиво разглядывал странные образы, возникавшие в игре света среди крон деревьев. В последние секунды перед наступлением темноты он иногда замечал, как озарялось низкое облачное небо, как мягкими волнообразными бликами струились по облакам отсветы дальних далей, где он никогда не был, имя которым – океан.
Андрей ХАДЫКА Только однажды полковники Ловрентьев и Козаков всё-таки решили было сыграть в казаки-разбойники. Причём предложил именно полковник Козаков, хотя он-то как раз всем играм на свете предпочитал одну — крестики-нолики. Однако он жалел полковника Ловрентьева, мол, всегда-то он проигрывает (даже если фору получает) и ростом...
