Андрей ХАДЫКА
Сегодня, можно сказать, случайно оказался на процессе Кепеля, подменил редактора. Вообще-то от меня требовалось только подержать диктофон, но обстановка вокруг процесса была такая напряженная, а заседание задерживалось более чем на полтора часа... Само собой, поговорил с несколькими людьми, знакомыми с обвиняемым. Задал вопросы.
Честно говоря, я не любитель подобных мероприятий. Мне вообще кажется, что такие процессы уместно проводить закрытыми. Но когда уже оказался там, остаться равнодушным не смог.
Давать оценку потерпевшим, их отношению к процессу считаю невозможным. Люди убиты горем и не способны слышать голос разума. По-другому и быть не может. Осуждать их за это — преступление. То же самое и с противной стороны — каково отцу, сына которого судят за зверское убийство? В этом процессе все – потерпевшие.
Я хочу дать оценку суду. Слышу возражения — суду оценку не дают! Кто ты такой? Но почему же не дают? В конечном счёте, мы платим судьям за их работу. И мою копеечку когда-то получит судья Капранов за свои труды. А вдруг и ему интересно, как оценивает его старания налогоплательщик Хадыка? Хотелось бы надеяться... Так что всё же отважусь. Дерзну.
Очевидно, что задача суда – вынести такое решение, при котором ни у кого не останется сомнения в его справедливости. Суд должен сделать всё возможное для полного исследования всех обстоятельств дела и для единственно верной их оценки. Ведь если вина доказана и приговор справедлив, выигрывают все — преступник наказан (и сам понимает, что наказан справедливо), близкие погибших не помышляют о мести (закон восторжествовал), обыватели получают полезный урок.
В деле Кепеля, о котором я до сегодняшнего дня составил мнение, думаю, ничем не отличное от общественного (бывший ФСБэшник, для которого люди – «мусор», бесчеловечно устранил своих конкурентов, мешающих воровать рыбу, т. е. не дававших наживаться бесчестным образом) имеется несколько нестыковок. Сразу оговорюсь, я не утверждаю и даже не намекаю, что Кепель — не убийца, я просто этого не знаю. И хочу, чтобы все мои сомнения были развеяны судом, поскольку следствием они не развеяны, скорее даже наоборот.
Так вот, первая нестыковка. Когда Кепель выходил утром того самого дня в залив, он брал с собой в лодку навигатор, по которому можно было бы определить, где именно плавала лодка. Навигатор после остался в автомобиле, на котором уехал один из свидетелей (так утверждает Кепель). Где этот навигатор, следователи, сколько ни просил их Кепель, не только не установили, но даже не сочли нужным попытаться установить. Суд так же этим вопросом не заинтересовался, а как только Кепель о нём (навигаторе) заикался, резко его обрывал.
Далее. Один из свидетелей утверждал, что Кепель передал ему лично, когда уже вышел из лодки, свёрток с ружьем. На месте швартовки – охраняемая стоянка катеров, постоянно идёт видеозапись. Кепель, утверждающий, что он не передавал никакого свёртка, неоднократно обращался к следствию с просьбой истребовать видеозаписи того утра, чтобы убедиться, кто именно из них говорит неправду. Следствие его просьбы проигнорировало. Сегодня защитник (по моему, кстати, совету) заявил такое же ходатайство. Суд отклонил его с формулировкой: «Нет никакой гарантии, что на записях что-то видно, если они вообще сохранились». Стоит ли комментировать такой отказ судьи?
Ещё. Сегодня защитник ходатайствовал о проведении следственного эксперимента. Дело в том, что один из свидетелей утверждает, что, находясь на берегу, видел и опознал тем утром в месте предполагаемого преступления лодку Кепеля. Расстояние от берега до этого места от двух до трёх километров. В деле имеется заключение МЧС о том, что видимость в тот день была от тысячи метров до двух тысяч. Защитник предложил вывести в залив такую же лодку, с тем что бы определить, можно ли рассмотреть её с берега хотя бы даже в лучших условиях видимости. Суд отказал с той мотивировкой, что «невозможно создать те же самые погодные условия, какие были в тот день». А разве кто-то предлагал их создать? И зачем их создавать? Посмотрели бы при более ясной погоде. Ведь защита-то утверждает, что определить расцветку пятиметровой лодки с расстояния более двух километров вообще невозможно, даже в условиях лучшей видимости.
Несколько слов конкретно о судье (оценивать так уж оценивать). Первое, что бросилось в глаза — судья — вылитый Путин. Не поверите, не только то же лицо, но и мимика один в один (с ужасом представил, как судья Капранов часами простаивает у зеркала, гримасничая и тренируя лицевые мышцы, добиваясь такого пугающего сходства). А ведь есть ещё в бывшем Октябрьском районном суде судья Котышевский, которого тоже мудрено не спутать с и.о. президента. (Вторая ужасная мысль – клонируют).
Ну да ладно. Я об отношении к обвиняемому. Лично я заметил явное давление (на обвиняемого, само собой). Думаю, списать всё на личную неприязнь нельзя. Мне как раз кажется, что Капранову глубоко наплевать на процесс, за что его осуждать также нельзя. Он, может, чуть не каждый день убийц судит. Мне даже наоборот показалось, что судья выдавливал из себя этакое как будто бы «неконтролируемое презрение к убийце», пытаясь воздействовать на присяжных (мол, видите, даже я, уж на что бывалый страж закона, уж, казалось бы, всяких повидал и сам чёрт мне не брат, а и то...). Но Кепель вёл себя настолько достойно (может, так гениально играл?), настолько убедительно выглядел в роли несправедливо обвинённого. Его беспомощный вопрос судье, когда тот его оборвал уже раз в десятый, не позволяя давать показания «А как же мне тогда защищаться?» прозвучал настолько искренне (у меня мороз по коже пробежал), что судья осёкся, понял, что переигрывает, симпатии присяжных могли мгновенно перейти на сторону обвиняемого. И Капранов резко стал «добрее» и внимательнее.
И я тут хочу добавить ещё один момент насчёт отношения суда к сторонам в процессе. Один эпизодик. Защитник подготовил увеличенную (чтобы присяжные с противоположной стороны зала могли рассмотреть) схему залива с местами основных событий. Судья запретил её использовать, дескать «Не факт, что соответствует карте». Тогда защитник показал карту, предложил проверить соответствие. А судья всё равно отказал, и пришлось показывать на самой карте. С расстояния пяти метров (показывал Кепель, находясь в клетке) было видно очень плохо. Зато обвинитель вальяжно расхаживал с разрешения суда вдоль рядов присяжных, демонстрируя фотографии каналов стволов ружья, сделанных экспертами. Неужели увидеть фотографии курка, мушки и, чёрт бы их побрал, каналов, настолько важнее, чем подробности места преступления на плане-схеме??? На кой ляд присяжным вообще надо было видеть эти каналы, если в отношении оружия экспертиза не сделала никаких сенсационных заключений?!
Есть ещё мелкие нестыковки и противоречия. Например, показания свидетелей о том, что Кепель рассказал им (не особо близким людям), что он совершил убийство, звучат откровенно глупо. Кто про такое будет рассказывать? Может, менты научили? Вот на топорную работу по сбору доказательств заплечных дел мастеров похоже. Даже о-очень похоже.
Я, несомненно, не успел разобраться во всём деле. Но ведь суд-то обязан был это сделать! Ведь в этом и состоит его работа, его задача.
И когда на кону стоит судьба человека, а точнее многих людей, может, можно было бы разрешить повесить план места преступления на стену клетки, поискать навигатор, истребовать видеозаписи и даже (а чего уж мелочиться?) провести следственный эксперимент? Уж как-нибудь не обеднела бы казана. В конечном счёте, родственники бы скинулись. Да я бы лично поучаствовал, чтобы избавиться от тягостных сомнений, навеянных экзекуторским рвением следователей и суда. Все-таки не курицу украли, а людей жизни лишили. И не мультяшный герой за решёткой, а живой человек.
И хотелось бы, что бы ни у кого не осталось сомнений, что преступник в тюрьме (может и на всю жизнь!), справедливость опять победила, а наш суд — самый справедливый суд на свете.
Только разве им это надо? Разве их волнуют наши сомнения? Им надо показать нам, кто тут на самом деле хозяин. Кто тут решает — жить тебе припеваючи или гнить в тюрьме.
От редакции. Иногда такие "мелочи", как описал Андрей Хадыка, судьи допускают намеренно, чтобы развалить дело на стадии второй инстанции. Но на подобные "зашифрованные" ходы в правосудии способны только очень умные и рискованные судьи.
