Пьеса

Людям, верящим в меня, посвящаю

«Ох уж эти сказки,

ох уж эти сказочники!»

Людвиг ЛАДУТЬКО

Действующие лица:

Иисус – библейский персонаж

Иуда – библейский персонаж

Понтий Пилат – хозяин страны

Первосвященники – народные избранники

Народ – народ и есть

Иешуа – неадекватный человек

Действие первое

Весна, как всегда пришедшая на Патриаршие пруды, была в разгаре. Липы, замыкавшие пруд нежным зелёным кольцом, радовались послеполуденному весеннему зною. Марево, кажется, полностью раскалило город, дышать было нечем. Солнце в сухом, горячем тумане, как всегда, закатывалось куда-то, за Садовое кольцо. Странность этого вечера заключалась в том, что под сень деревьев, окружавших пруд, пришли всего две пары. Обе пары были заняты разговором и, казалось, не замечали друг друга. Своё повествование, мы начнём с описания одной из пар, в связи с тем, что описанием и повествованием о событиях, произошедших с другой парой, был занят более достойный писатель.

Высокий, худой, казалось болезненного вида человек в очках, сидел, положив нога на ногу. В левой руке он держал трость больше похожую на посох. Мускулистую фигуру его облегал аккуратный льняной костюм. Жёсткий взгляд, металлическая оправа очков и коротко стриженые волосы выдавали в нём характер и силу воли. Имя его было простым и вечным – Иисус.

Второй собеседник выглядел наряднее и благополучнее. Дорогой английский тонкой шерсти костюм, цвета кофе с молоком облегал полнеющее, но здоровое и холёное тело. Золотая булавка и бриллиантовый перстень блестели в лучах уплывающего солнца. Он сидел, широко расставив ноги положив руки поверх садового дивана. Лицо с красивыми, седеющими волосами и шикарными усами выдавало человека, умеющего вести дела и нравящегося женщинам. Рядом стоял дорогой кожаный портфель. Иуда, а это был он, улыбался.

Иуда: Вечная жизнь утомляет. Люди предсказуемы и ущербны. В который раз ты начинаешь эту историю в надежде изменить мир. Люди предают тебя, ты умираешь, но начинаешь вновь. Не надоело? Посмотри на мир, он тих и безупречен. Он не будет и не хочет меняться. Ты говоришь, первосвященники лгут, власть порочна. Но проходят века, и люди не меняют ничего, не потому ли, что все происходящее их устраивает. Во все времена за них страдаешь только ты. Ты уверен, что им это нужно?

Иисус: Когда я говорю о вере, это не только вера во Всевышнего. Вера в людей, вера в тебя, наконец. Кем бы ты был без меня? Разве не страдания сделали тебя вечным? Только в сравнении со мной ты велик. Страждущие молятся обо мне, говорят обо мне, строят храмы для меня, но думают и живут как ты. Выходит, вера людей в меня, показательна, но ничтожна, а вера в тебя глубока и истинна. Кто заблуждается, но верует, верует истинно.

Иисус держал перед собой руки, как бы подставляя открытые ладони солнцу. На песке у его ног мирно паслись с десяток голубей.

Познание мира и цивилизация делают людей хуже. Человечество гибнет. Я нехочу больше жить проблемами людей, страдать за тех, кто не ценит этого. Ведь память о тебе ничуть не меньше, чем обо мне. Ты достигаешь души человеческой гораздо проще! Я искренне завидую.

Иуда: Но ты не можешь бросить промысел божий, ты дан народу во спасение. Если ты изменишь создателю, мир рухнет, этого просто не может быть!

Иисус: Мне вас всех искренне жаль. Очень интересно, а что, в самом деле, произойдет?

Иисус вдруг резко поднялся со скамьи и, опираясь на трость, медленным, но твёрдым шагом двинулся по алее Патриарших к другой компании, как мы уже знаем, тем злосчастным днём мирно беседовавшей на другом конце пруда. Дальнейшая история, начавшаяся с этой встречи и произошедшая с компанией, до сих пор будоражит память.

Иуда: (оставшись один на лавочке): Нет, так нельзя! Просто бросить столько трудов. А страдания человеческие? Сколько пострадавших за него? Выходит, всё напрасно? А я? Кто и чем теперь будет мерить степень любви и предательства? Во что людям теперь верить?

Иуда, поднявшись с садового дивана, медленно поплёлся бродить по прилегающим улочкам глядя пустыми глазами на отражение в витринах. Постепенно переходя из переулка в переулок, он оказался на проспекте и инстинктивно пошёл вниз направлением к площади. Площадь гудела.

Действие второе

Происходит на Манежной площади, между стеной Кремля и зданием Государственной думы. Проститутки, журналисты, шоу-бомонд постоянно присутствуют у ног хозяина страны и первосвященников, но в действии пьесы не участвуют по причине постоянной профессиональной занятости.

Шум, народ, толпа.

Понтий Пилат: (с Кремлевской стены): По какому поводу народ собрался, я указа не давал.

Народ (внизу, на площади): Недовольные мы.

Понтий Пилат: И чем же, собственно, вроде кормят вас иногда, и бьют не каждый день, чего вы собственно хотите, бродяги? Столько вам обещано – и всё мало?

Народ: Да немного, выборов честных, хотим хоть одним глазочком взглянуть на наше волеизъявление. Почему опять вас выбрали?

Первосвященники (из окна Государственной думы): Да, обнаглели, что характерно. Сколько им было уже обещано и дороги и жилье и ЖКХ! Пенсию им, беспутным, каждый год увеличиваем, а им всё мало, все недовольны. Гнать их надо. Вот только куда – ещё не решили. Подумаешь, народ. Мы себе новый привезём. И работящей, и покладистей. Из СНГ.

Понтий Пилат: У нас демократия, выборы только прошли, вот народ Нас выбрал, издам указ, на следующих выборах Мы народ выбирать будем. Не факт, что свой выберем. На кой чёрт нам такой неспокойный нужен. С ним уже и до меня намучились.

Народ (суетясь и бегая): А вот мы вас сейчас!!!

Первосвященники: Да нет у вас таких прав, из прав у вас только нас выбирать да в армии служить – и всё.

Народ (обиженно): А почему собственно у вас опять всё, а у нас ничего?

Понтий Пилат: Все для вашего блага! Ну что вы с этим богатством делать будете, пропьёте – и всё, а так Мы вам и пенсии и ещё чего дадим (задумался) потом… может быть.

Иуда (с улыбкой выходя из толпы): Народ, вы сами выбрали себе и первосвященников и Понтия Пилата. Вы отдали им право говорить и судить вас и править от вашего имени.

Вы вольны были сделать выбор, и вы его сделали. Они ваш выбор, они это вы плоть от плоти и кровь от крови. История повторяется, в связи с выборами у вас была возможность изменить свою жизнь, жизнь своих детей, Большинство из вас, предпочло тридцать сребреников. Это и есть ваш выбор.

Народ: А это ещё кто? Кто ты, мил человек?

Иуда (с грустной улыбкой): Меня зовут Иешуа. Я попробую научить вас доброте, справедливости. Я помогу вам!

Народ: Учить нас вздумал! Интеллигент паршивый! Бей его, ребята!!!

Действие третье

Происходит в палатах Кремля. Кабинет хозяина страны. Понтий Пилат сидит за столом, перед ним стоит избитый толпой Иешуа с кровоподтеками на лице и в разорванной на груди рубахе. Сзади стоят начальник стражи и два стражника. Журналисты вперемешку с проститутками и шоу-бомондом в роли статистов. Перешёптываются, показывая пальцами в сторону Иешуа.

Понтий Пилат (сочувственно): Ну, предупреждали тебя уж не раз из века в век, не готов народ к смуте против меня. Власть я, понял ли ты, неразумный? Ведь прекрасно помнишь, чем в прошлый раз закончилось. Народ меня любит, даже когда бью, любит. Причём, чем сильнее бью, тем больше любит. Тут диалектика! Народу сильная власть нужна, наплевать ему на твою демократию! Ведь побил тебя народ, а не я, и судить будет народ, и распнёт народ. А потом славить будут тебя, а подчиняться мне. Ты понял, только мне!!!

Иешуа (улыбаясь): Много раз объяснял я тебе, что не к толпе я обращаю мысли и дела свои, а к сердцу каждого человека и гражданина. Нельзя приучить человека к рабству. Нельзя унижать его постоянно из поколения в поколение. Раб плохой работник. Равноправие дано человеку богом, и лишь сам человек с детства делит мир на богатых и бедных. Ты знаешь я не против богатства, человек должен быть богат трудом и душой. Обман и мошенничество не могут быть путём достижения богатства и славы. Богатство человека внутри него.

Понтий Пилат: Иешуа, Иешуа, ты не представляешь, как хорошо я тебя понимаю и согласен с тобой, но твоя вера в человека глупа и беспочвенна. Народ, это, прежде всего, толпа, стадо, уж потом индивидуум. И то только в редком. исключительном случае. Если человек индивидуум, он уже не народ – он выше него. Он вождь, хозяин, господин.

Знаю я, как огромна рать твоих учеников, как верят они тебе. Но ни один не придёт к тебе на помощь, если для твоего спасения нужно будет отдать часть себя. Человек слаб и не готов поделиться своим состоянием ради чьей-то жизни, я уж не говорю о самой жизни.

Из тех людей, которые били тебя и привели на мой суд, часть твоих учеников. Они злы на тебя за то, что ты один из них, из толпы, они тебя не выбирали, по их мнению, ты такая же грязь как они, а вздумал их учить жить. Они позволяют делать это только тем, кого они выбирали, мне и первосвященникам. Впрочем, мы их об этом уже и не спрашиваем, как ты понимаешь.

Иешуа (улыбаясь): Власть ваша сильна, но не так велика, как тебе бы хотелось и как кажется. Ум человека слаб, но вера и воля гораздо сильнее. Выбор всегда есть. Ты не сможешь постоянно обманывать народ и подделывать результаты выборов, народ тебе не простит.

Понтий Пилат: А мне постоянно и не надо! Народишко, надеюсь, повымрет, сопьётся, а там, смотришь, войну какую-нибудь, придумаю или катаклизм какой сам образуется! Всё в моей власти. Ты лучше о своей судьбе задумайся.

Из Александровского сада раздавался частый стук топоров вперемежку с глухим рокотом голосов и криками «распни его!».

Действие четвертое

Утро. Четвёртое апреля две тысячи двенадцатого года. Красный, не по-весеннему морозный рассвет медленно поднимался из-за деревьев Александровского сада.

Предстоящая казнь привлекла к месту описываемых событий огромное количество людей. Шоу-бомонд скандалил с проститутками за места в партере, журналисты дружно переписывали официальное мнение власти на предстоящее событие. Площадь ещё с ночи была забита до отказа. Стража уже не обращала внимание на костры, возле которых грелись замерзшие люди. Над городом стоял шелест человеческих голосов и дым. Вдруг как по команде всё стихло.

Грозный рокот барабанов нарушил звенящую тишину сада. По аллее стража вела раздетого по пояс босого человека, подгоняя его плетьми и окриками. За процессией шли несколько человек кавказской национальности в папахах с зелёной лентой. Они несли огромный крест и гвозди. Поднявшись на помост и оглядев море пришедших людей, Иешуа, казалось, успокоился, и сильная дрожь, до этого бившая его, резко прекратилась. Барабаны смолкли.

Понтий Пилат (с Кремлевской стены): Господин народ! Нет минуты, когда я не думал о тебе. Каждая твоя воля для меня приказ к действию, я видел, как ты был недоволен результатами выборов, видел, как негодовал ты по поводу смутьянов, которые вели тебя к смене избранных тобой Хозяина страны и первосвященников. Разделяю ваше негодование. Рад был бы помиловать данного преступника, но забота о вашем благе не даёт мне права на такой поступок. Не я, вы, казните человека, посягнувшего на ваше волеизъявление. Ваша воля для меня закон. Распни его!

Первосвященники (из окна Государственной думы): Народ! Мы твои представители, которым не чужды интересы всех людей. С горечью осознаем, что среди нас вырос изгой, предатель интересов народа и Родины. Родина-мать сожалеет о том, что она воспитала такого выродка. Мы с радостью передаём сегодня в руки народного правосудия врага народа. Не сможет больше он влиять на ваше право выбора. Распни его народ!!!

Барабанная дробь. Последнее слово осужденного на казнь.

Иешуа (улыбаясь): Люди! я виноват перед вами! Не смог я дать свободу вашей душе, силы вашей воле и искренности вашему сердцу. Но моя вера в вас останется с вами. Помните, у вас всегда есть выбор. Свобода всегда внутри себя. (Смотря в толпу) я рад сегодня видеть среди вас своих друзей, которых из века в век я встречаю на своём пути. Привет, Диоген, идущий на казнь! Приветствую тебя, Спартак! Гутен морген, барон Мюнхгаузен! Привет, Джордано Бруно! Но пасаран, ЧЕ! Вольтер….

Чем дольше говорил Иуда, тем голос его становился громче и твёрже. Когда он закончил, лес рук стоял над толпой в приветствии говорящего. Звенящая тишина стояла над Александровским садом. Иуда стоял, широко раскинув руки, держа их ладонями к солнцу и улыбался. ОН БЫЛ СЧАСТЛИВ!

Иешуа (улыбаясь): Народ, распни меня!

Дальнейшее происходило под рокот барабанов и оглушительное молчание толпы. Всё кончилось быстро. Старание палачей-иноверцев было оценено Понтием Пилатом добродушным взглядом. Он уже в который раз сожалел о таком исходе.

Понтий Пилат (думает): Зачем народу свобода? Зачем ему всё менять? Всеё глупости, блажь! Отказался бы сейчас Иешуа от своих крамольных взглядов, можно было бы и не казнить его на площади прилюдно. Убили бы тихонько где-нибудь в подворотне – и всё. Каждый раз столько помпезности. От этого и долгая память народа. В следующий раз поступлю иначе.

Мимоходом Понтий Пилат посмотрел на Спасскую башню, он проголодался и замерз. Увиденное поразило его! Он остолбенел, стрелки на часах не двигались. Часы стояли! Ветер усиливался. Справа горело здание Государственной думы. Из окон с криками прыгали первосвященники в наседавшую на здание толпу народа. Последнее, что он видел, были лестницы, приставленные к стенам Кремля.

Эпилог

Шло двадцать первое декабря две тысячи двенадцатого года. Полдень. Иосиф и беременная Мария подходили к Вифлеему.

...Иуда – красивое имя для малыша,  – подумала Мария.